Чувство слабости

[Зимний Маг]

Наконец-то мы могли отдохнуть от боев. Нервы были ни к черту, многие зло мотали головами, снова и снова вспоминая выползающих из снега, голодных и побитых детей. Тогда даже не спрашивали, есть ли у них родители – каждый солдат, любая медсестра были для этих бедняжек и мамой и папой. Кто-то яростно молотил руками все, что попадалось на глаза, и чаще это были беззащитные стволы вековых деревьев. Все чувствовали где-то далеко внутри себя, что не за землю идет война, а за то, что дороже самой жизни – за любимых, родных, близких. Лица искажались яростью, как только речь заходила об окружении Москвы, никто не простил бы себе, будь она взята. Ведь там те самые родные, близкие, дорогие. Мы посматривали на груду одеял, под которыми лежала женщина. Над ней надругались, жестоко избили, оставили на снегу. Каждый умирал от собственного бессилия, а что там, в далекой Москве? Неужели они ее взяли?! Нет! Я не выдержу, если увижу подобное!.. Солдаты сжимали кулаки в грубых рукавицах и скрипели зубами, не в силах даже подумать, что с их любимыми может случиться что-то плохое… Наверное, тогда Матросов и решил броситься на пулемет, Талалихин протаранил бомбардировщик, а солдат, простой неизвестный солдат, с зажигательной смесью самоотверженно полз на танки.

В те дни мне было особенно плохо. Я вскочил как угорелый посреди ночи, порвал мешавшийся спальный мешок и схватился за волосы: «Господи! Дай сил! Накажи извергов! Ну нельзя же так! Нельзя-а так издеваться!» Я зарыдал и стал бродить по спящему лагерю, дико рыдая во весь голос. Наверное, так и сходят с ума. Затем я повернулся и встретился безумным взглядом с Антоном. Его лицо было хмурое и размытое. «Нельзя так.. Антоша!» - еле шепнули вдруг мои уста, взгляд оцепенел, и я стоял, словно перед ангелом небесным, карающим за проступки недругов неба.
- А ты спи лучше, - сурово сказал он и отвесил мне такую затрещину, что я повалился без сознания.
Наутро мне всем было стыдно смотреть в глаза. Я не знал, куда себя девать, как оправдываться за то, что разбудил ночью, за свою слабость. Хоть под землю лезь, честное слово! Видимо, мое безумие оказалось правдой, потому что я схватил саперную лопатку и побежал подальше от всех – рыть могилу, потому что твердо решил – жить со всем тем, что я увидел, мне не под силу.
Моя тень гладко лежала на редкой траве сосняка, я воткнул лопату туда, где должен был находиться живот, и принялся копать. Две мысли заполняли меня: «Только бы поскорее уйти отсюда!» и «Никогда не оставляйте своих!» - хрен знает, откуда появилась вторая. Тем не менее, я копал, до поры отложив свой пистолет – трофейный Парабеллум. Комья земли и снега летели все быстрее и быстрее, пот начал щекотать мне затылок, когда время остановилось. Лопата в моих руках двигалась с огромной скоростью, а комья нехотя парили в воздухе. Я затормозил. Отдышался. Огляделся. Вместо привычной обстановки, окружавшей меня уже два с половиной дня, вокруг было затемнено, деревья стояли покореженные, старые, а под моими ногами было нечто противное, отдаленно напоминающее мох. «Господи!» - охнул я, возводя очи-горе к небу, и онемел – надо мной было три разных солнца. Этого оказалось достаточно, чтобы какая-то часть меня умерла, лопнула и с диким стоном повалилась в тот противный мох. Так я впервые оказался в Сумраке – непрестанно взирая на свою тень и желая скрыться от всех.

Неизвестно, как долго я валялся без сознания, но меня не покидало ощущение чего-то приходящего, как будто в меня настойчиво и нежно вливали лекарство. В итоге, я очнулся и увидел солнце. Одно, любимое и дорогое. Все казалось ужасным сном, а я просто решил поспать около маленькой траншейки. Тело было бодрым, разум – чистым, ни следа зародившегося безумия. Затем мне ничего не оставалось делать, кроме как вернуться в лагерь получать нагоняй и просто радоваться жизни, тому, что мы все еще живы, что Москву так и не взяли (я был уверен в этом), радоваться даже тому, что детей мы смогли накормить, а измученная женщина выживет.
Так я излечился Сумраком.

Зачем я сейчас все это пишу? Думаю, что не смогу ответить точно, пытаясь обмануть бумагу. Возможно, меня захлестнули воспоминания, возможно, я хотел поведать о том, как впервые попал в Сумрак. Но это всего лишь предлог, чтобы поудобнее усесться за писанину. Мне просто стало стыдно за Иных. Питая огромное чувство гордости за людей, меня окружавших в те годы, я в то же время ощущал себя нелепой козявкой по сравнению с их душевными пожарами. Мы, Иные, собрались в бою, окружили мага противника и убивали его, как азартные кролики. Каждый норовил нанести по нему как можно больше ударов, не заботясь о своем соратнике, даже щитов никто никому не дал. В итоге, маг, умирая, захватил с собой три жизни. Я смотрел на этот эгоистичный безумный блеск в глазах тех, кого называл Иными Светлыми, и явственно понимал, что нам предстоит еще долго учиться у людей. Я сотворил сферу отрицания и направил на ближайшего слабого перевертыша.
Тогда меня еще не перевели в другую роту. И я мог наблюдать, как эти бравые, мужественные деды и отцы шли на доты. По цепочке, прикрывая друг друга, как могли, героически оттаскивая раненых, ежесекундно рискуя умереть от пули. Да. У них еще нужно поучиться. И это не они выиграли войну. Не какая-то магия черти какой категории, а именно они, люди. Только братской любовью друг к другу, уважением, стремлением жить и жить среди товарищей можно совершать чудеса. Любовь им давала силы, любовь их и защищала.

[TamplierS]

Хорошо. Нет, даже здорово.
_________________
Народу не нужны нездоровые сенсации.
Народу нужны здоровые сенсации.

[Зимний Маг]

Надеюсь